Благовещенка

КАК ЛОГИН НОВУЮ ЖИЗНЬ СТРОИЛ

Вера ЛАПУТИНА, Надежда ТОМА, р. п. Благовещенка.

Наш прадед Илья Ломейко вместе с прабабушкой Евдокией жил на Украине в Запорожской области, с. Орлянск.   Они вырастили пятерых ребятишек. Елена и Ульяна остались в Запорожье, Григорий погиб во время войны, Василий переехал в Алма-Аты, а Логин обосновался на Алтае. Именно о последнем и хотелось бы рассказать чуть побольше.

Логин родился в 1882 году в большой работящей семье. Все в ней от мала до велика занимались животноводством (во дворе всегда были лошади, коровы, овцы, свиньи, куры, гуси…), садоводством, выращивали цветы, лен и коноплю, из которых потом пряли и ткали одежду и постель. В хозяйстве у семьи Ломейко имелись мукомолка, маслобойка, крупорушка. И делалось все с песнями и плясками, музыкой…

Логин рос бойким рыжеволосым парнем, получил образование, а еще полюбил читать книги. Однажды запала ему в душу девушка Прасковья, но отвергла она первое сватовство, а через год все же вышла замуж за Логина.

Симпатичная, веселая, деловая… Ее родители Дорофей и Екатерина Лютня жили в этой же области, только селе Михайловка. Семья была многочисленная, трудолюбивая, занимались, как и все, хозяйством, выращивали огороды, рушили крупу, молотили масло….

Свое трудолюбие и хозяйственность обе стороны передали новой семье – Логина и Прасковьи Ломейко, которая родилась в 1904 году. После свадьбы начались будни, один за одним пошли дети: Прокопий, Филипп… Семья нуждалась, а потому решила ехать в Сибирь, на свободные земли. Вместе с Лиходедовыми поселились в Нижнем Кучуке. Поначалу супруги работали на частников по найму, а уже через год обзавелись своей землянкой, коровой, лошадью, плугом и санями. Жизнь налаживалась… В 1912 году родился еще один сын – Федор.

Через два года Логина Ильича призвали на войну с Германией. Уже после он рассказывал, как был тяжело ранен и истекал кровью, как его спас однополчанин, который доставил Логина в госпиталь, как пришли новобранцы, самоуверенные мальчишки. «Что вы, старики! Вот теперь мы пришли, поборемся!» Но неопытные, необстрелянные юнцы стали практически живой мишенью.

За боевые заслуги Логина Ильича наградили Георгиевским крестом. В 1916 он вернулся домой, где его ждал еще один сынок – Гриша. Прасковья родила его зимой, когда ездила за дровами, чудо, что еще обои выжили.

Вернувшись, Логин начал активную жизнь. Росла семья, родились дочери Мария и Александра. Подросшие мальчишки помогали по хозяйству, а потому стали незаменимы на строительстве нового дома из саманов, окопали огород, обсадили его ивами, кленами, тополями. А внутри посадили яблоки, смородину, вишню. На полях культивировали дыни и арбузы, из которых варили мед и варенье. Заготавливали соленья, варили, жарили, парили, пекли…

Когда началась коллективизация, семью Логина хотели раскулачить, но сельчане отстояли их, ведь Ломейко оказывали хорошую помощь всему населению. Логин Ильич вступил в колхоз одним из первых, работал скотником, хорошо разбирался в животноводстве. Человек большой души и доброго сердца! Не раз замечали, как он с поля носил жене и детям цветы… А еще он пользовался авторитетом, избирался в правление колхоза.

Сыновья стали взрослыми, поддерживали отца, научились валять валенки…Они всегда работали с песнями. Сельчане вспоминали, что голоса ломейкиных ребят слышно было на краю деревни, а уж как лихо Федор играл на баяне!

Отслужив в армии, старшие мальчишки вернулись домой, обзавелись своими семьями. Но накрыла черными крыльями нашу Родину Великая Отечественная война. Четверо братьев отправились на фронт, вернулось – трое, израненные, больные… Федор пропал без вести в Подмосковье, но до конца семья Ломейко ждала известий о сыночке. Не дождалась…

После войны все пошло своим чередом, умный и рачительный Логин учил детей тому, что знал сам. А в сердцах внуков он оставил теплый и светлый след, мы никогда не слышали от него сердитых, грубых слов. И в нашей памяти он останется достойным человеком с большой буквы!

* * *

БЛАГОВЕЩЕНКА МОЯ, ВСЮ ЖИЗНЬ С ТОБОЮ Я

Лапутина (Слюсарева) Татьяна Константиновна.

Я родилась в Благовещенке 21 января 1921 года и продолжаю жить в 21 веке. Вот такими тремя датами оделил меня Господь Бог. Родители мои – крестьяне. Отец Слюсарев Константин Порфирьевич, переселенец из Воронежской губернии. Мать Слюсарева (Ирхина) Мавра Парамоновна – переселенка со станции Кущёвки (ныне Краснодарского края). Семья была большая, очень бедная, а потому маму отдали с шести лет пасти гусей у пана, имение пана Денисова было рядом. Подросла, отдали в богатую семью в няньки, а в 16 лет, когда уже переселились в Сибирь, выдали замуж.

Началась Первая мировая война, отца взяли в солдаты. Попал в плен в Германии на 4 года. Вернулся домой с заболеванием лёгких – туберкулез.

Два брата с семьями и свекровь жили вместе. Потом моему отцу купили дом (пятистенник) за пару лошадей на ул. Западной (Первомайской). Дом был новый и хорошо выглядел среди маленьких землянок. Он и сейчас стоит, правда, полуразрушенный.

А какая красота была! Двор и улица были покрыты густым зелёным спорышом. За огородом расстилался живой зелёный степной ковёр, по которому сновали серые и зелёные ящерицы, ползали безобидные букашки, над головой летали разноцветные бабочки, стрекозы с розовыми крылышками. Уйма разных птиц было. Степь была как промытая. Так приятно было босыми бегать по ней. Никто не позволял мусорить, берегли степь. Нас манили степные лакомства: кашки, полевой чеснок, одуванчики (они тогда были сладкие).

В степи было много озёр. В камышах озера Малая Плотавка кулики вили гнёзда прямо на воде. А в гнёздах красивые тёмно-зеленые яйца в чёрную крапинку. Очень вкусные. Любимыми нашими   озёрами были Кучукское солёное и Баштанка, где купались, рвали и ели рогозу.

Рядом с селом раскинулась низина – Киприное, где рвали сочный зелёный щавель. За полевой клубникой ходили на Чёрный Дол. Очень богатая была бахча. Арбузы были с белой корочкой. Их столько родило, что до морозов не успевали убрать. Ели вдоволь свежими, солили и мёд варили такой вкусный…

Я пошла в первый класс, когда у нас в семье было уже шестеро детей. Налетела скарлатина и троих унесла в 1928 году, а в 1929 году умер отец. А тут ещё налетел ураган раскулачивания и коллективизации. Брата моего отца отправили в Иркутскую тюрьму, а жену его с   девятью детьми в Нарым в ссылку. За что так издевались над народом? Никто не знал. Однажды пришли, всё описали, а кладовку с продуктами опечатали. Мы жили впроголодь. Потом пришёл родственник, залез под пол, поднял доски и мы набрали продуктов. В сугробе мама прятала пуховые подушки, кое-какую одежонку, даже своё смертённое, потому что внезапно приходили и всё подчистую забирали.

Те, кто решали, кого раскулачивать, люди были разные. Нас тоже наметили в ссылку. Но нашлись такие люди, которые отстаивали нас, жалели 34-летнюю вдову с тремя детьми и свекровью. Нас предупредили, что готовьтесь, утром могут за вами подъехать. Вот мы и сидели на узелках, горько плакали. Но миновало…

Вскоре начали давить, чтобы вступали в колхоз. Первыми с желанием шли в колхоз те, что ничего не имели. А тем, которые имели с трудом нажитое кое-какое хозяйство, жалко было отдавать его в колхоз. Вот и начали мужики собираться и решать, что делать. Решили создать свой колхоз и выехать всем на север, где можно будет заняться охотой и рыболовством. Вступили в колхоз 34 семьи. Председателем избрали Прудникова Якова Илларионовича (его дети живы и тут живут: Иван Яковлевич, Матрена Яковлевна Красноперова и Прасковья Яковлевна Прудникова). Заместителем избрали Слюсарева Захара Матвеевича. Колхоз назвали «Охотничий». Началась навигация по Оби, на первых пароходах отправились на север.

На севере в деревне Сосновка (Тюменской области) остановились. Людей распределили по квартирам, в клубе организовали две бригады: строительную и рыболовецкую. Начали строить 2 двухквартирных дома, ловили рыбу, сдавали ее. Нам всем назначили паек. Маму поваром отправили к рыболовам. Она и меня с братом с собой взяла, а бабушка осталась в селе. Всё шло хорошо. Но однажды мы втроем отправились в лес. Нам наказали, чтоб от просеки далеко не уходили. Я как старшая взбиралась на кедры, сбивала шишки, а брат с другом подбирали их. Спускаясь с кедра, спрыгнула и ударилась о лежавшее бревно, повредила ногу. Месяц пролежала. Маме пришлось оставить работу. А тут заболели несколько человек тифом, один из них умер. Мама тоже заболела, но выздоровела. Вскоре в трясине утонул молодой мужчина. То одно, то другое несчастье преследовало людей. Куда ни кинь, везде надо на лодке, а зимой на лошадях. Всё больше люди приходили к тому, что земледелец – не рыболов, и по воде – не по земле. Но мне не забыть было богатую природу севера. Я многое увидела и узнала.

Однажды в сопровождении остячки отправились за морошкой на болото. Бабушка Алена взяла меня с собой. Целый день плыли на огромной лодке. Река лентою извивалась среди дремучего леса и была на редкость спокойной. То в одном, то в другом месте выскочит лось на водопой. Увидев нас, скрывается. А рыбки так и плескались в теплом слое воды. Доплыли и остановились мы ночевать у подножья горы Полуденка. Утром переплыли на болото. Как интересно: кочки, а на них кустики ярко-оранжевой морошки, рядом кустики клюквы ещё зеленой. Набрали морошки в берестяные кошелки и отправились домой. Очень любила смотреть, как рыбаки выбрасывали из невода разную-разную рыбу.

Осень. Навигация близилась к концу. Уже изредка сыпала снежная крупа. Несколько семей решили вернуться в свои места, в том числе и наша семья. Еле-еле попали на последний пароход. Прибыли домой в свой пустой домик, мама вступила в колхоз им. Кирова. Вначале работала поваром в бригаде, а потом до пенсии – дояркой. Как передовик побывала в Москве на сельскохозяйственной выставке. Бабушка следила за нами и за домом. Старший брат Антон работал в Кемеровской области на золотых приисках.

Мы с братом учились в школе. В летние каникулы отправляли нас в бригаду. Там мы находились всё лето без выходных, рвали сорняки на полях. Помню, как хотелось спать, а нас будили очень рано, отправляли в поле, до завтрака. Работаем и поглядываем, когда же выбросят вешку (на завтрак пригласят). Руки жгло от осота, не отмывались от молочая, во рту горечь от полыни, на ногах цыпки. Вечером, царапая палочкой на загорелых ногах, высчитывали свой заработок. Подросли, и нам вручили тяпки, пошли вместе со взрослыми   полоть бахчу, подсолнухи. А по созреванию урожая вручили пару лошадей и вози зерно на ток от комбайна. Сами запрягали лошадей. Радовались, когда попадалась спокойная пара. Первое время очень страшно было подъезжать к комбайну на ходу, надо было открыть заслонку, насыпать зерно в ящик, закрывать заслонку и отъехать.

Передовой работник Башкинцев Мартемьян набрасывал в поле из копён пшеницу по 30 бричек.   Однажды он сказал: «Мне дайте Таню, пусть она заскребает за мной». А какие силы у меня были? Я была худенькая, малярия вытрепала из меня всё. Старалась подбирать очень чисто, но мне не хватало сил до вечера. Тяну грабли и слезы капают. Вот так все лето и трудилась в колхозе. В то время многие, не то что дети, даже родители не придавали значение учебе, многие бросали школу. А нашей маме так хотелось, чтобы мы учились. И мы учились. Иногда маму за это притесняли, требуя отправить детей в колхоз, выговаривали «инженерами хочешь выучить». Но мама знала, чего хотела, она была труженица, добрая, волевая женщина.

А денег не было. А надо было и налоги уплатить, и какую-то одежонку купить. Вот мы и ютились в кухоньке, а комнату мама сдавала квартирантам. Казённых квартир не было, поэтому многие, кого направляли к нам в село, квартировали у нас: первый секретарь райкома комсомола, первый зоотехник, первый агроном, первые трактористы (на курсах), начальник по посадке первых лесополос. Они жили с семьями. В 1939 г. в Благовещенке состоялся первый выпуск учащихся со средним образованием, в их числе была и я. После окончания школы по просьбе РОНО многие согласились пойти учительствовать. Активная работа шла по ликвидации неграмотности. Открывали даже в малых селах школы, ликбезы, учили людей грамоте на дому. Меня с подругой Слюсаревой Ульяной Абрамовной направили в Новотюменцевскую школу. Я вела русский язык, а она - биологию. Нас считали за сестер, а мы даже не родственники, просто однофамильцы и 10 лет сидели за одной партой. Через год нас решили забрать инспекторами в РОНО. Уля согласилась, а я – нет. К нам прислали двоих моих одноклассниц – Костюк Ефросинью Ерофеевну и Новак Анну Макаровну. Скучно не было. Нам нравилось. Когда мы прибыли, там уже был организован драмкружок, нас сразу же вовлекли. Ставили пьесы, читали стихи, пели песни. Руководителя взяли в армию, кружок распался. Мы первые в районе организовали при школе агитбригаду из учителей и учащихся. Выезжали в прилегающие села, в бригады с самодеятельностью, выпускали стенгазеты.

Шел 1941 год. Никто и ничего не подозревал. Но вдруг военкомат затребовал из школы Благовещенки лучшего десятиклассника. Это был мой брат Галактион. В марте, не дав окончить школу, его отправляют в г. Камень в летную школу. А в июне я получила отпуск и отправилась в г. Ростов к дяде. В пути услышала громкое «Война». Но не сообразила, что надо вернуться, а когда прибыла в Ростов, город уже был на военном положении. Все рыли окопы за городом. Тут я и забеспокоилась, быстрее за чемодан и за билетом. Проходили поезда, мест совсем не было. Везли солдат, а обратно эвакуированных. Чудом на третий день мне досталось одно место. А как потом добиралась – целую книгу можно написать. Жалела сильно об одном, что не пришлось проводить на фронт директора школы Харламова Г. Ф. завуча Шумилова Алексея Ванифатьевича, учителей, родственников.

Приказом РОНО провели меня завучем. Директором школы прибыл Чиков Дмитрий Пахомович, но и его потом отправили на фронт. Школу передали временно мне. Через 3 месяца решили провести меня приказом директором школы. Я не согласилась. Прибыл Бойченко Иван Михайлович.

Жить становилось все труднее. На квартире отказали в питании. Надо было перебираться ближе к дому. По моей просьбе перевели меня в Сухоракитскую НСШ, а через год в Благовещенку. Брата Галактиона из Камня как лучшего курсанта отправили в летное училище, по окончании в 1942 г. - на фронт.

В Благовещенке работала в начальных классах и в вечерней школе вела русский язык. Очень тяжелые годы были. В классах холодно, в руках отогревали замерзшие чернила. Дети голодали и были плохо одеты. Во время урока приходилось поднимать учеников попрыгать, побегать, чтоб не застудить их. Не хватало учебников, тетрадей. Осенью ходили на сбор колосьев на колхозное поле. Дети собирали колоски и попутно лущили в руках, бросая в рот зерна.

А в это время одна за одной шли похоронные.   Учителя все лето работали в колхозе, готовили топливо для школы (переделывали навоз на топливо), возили солому. На разных работах трудились. Лозунг был «Всё для фронта». А с зарплаты платили налоги и займы.

Закончилась война, появился лозунг «Всё на восстановление страны». Опять впроголодь. Нищета продолжалась. Работать было нелегко, приходилось заменять часто декретниц, а это ежедневно по 8-10 уроков и не один день, а месяцы, что повлияло на мое здоровье. В школе две смены дневных, а третья – вечерняя. Не было времени даже на проветривание классных комнат.

Однажды было предмайское торжественное заседание в клубе. Учителя обязаны были являться на него. Я, в связи с двухсменной работой, припоздала. Вошла в зал, встала недалеко от двери. С первых рядов обернулся высокий парень и задержал свой взгляд на мне, потом поговорил с соседом и опять обернулся. А когда вышли в зал, где начались танцы, он пригласил меня, но я не танцевала. Получил отказ. Танцевал с другими девушками, а после каждого танца подходил ко мне. Я поняла, что в этот вечер он не отстанет от меня и сбежала. А 1 Мая мы коллективом встречали в школе. Я подошла к зеркалу и увидела в дверях вчерашнего незнакомца. Опять бежать? Нельзя. В комиссии была по проведению вечера. По окончании пошел за мной. Вот это и была моя судьба – Лапутин Иван Илларионович, с которым потом поженились.

Прожили мы с ним три десятка лет. Ушел из жизни в 52 года от тяжелой неизлечимой болезни. Он был хорошим мужем, заботливым. У меня была дочь от незарегистрированного брака, он отлично к ней относился и маму мою уважал. Мы жили у нее, а потом она у нас. Работая, он повышал свои знания, закончил Уссурийский железнодорожный техникум. Работал мастером на железной дороге. А когда (по воле партии) взяли заведующим коммунального отдела, закончил Барнаульский строительный техникум. Немало было построено домов под его руководством. Когда был завал в строительной организации, его отправили на выправку положения. Все было налажено. Появилась новая организация Межрайонное газовое хозяйство, Ивана поставили руководителем, там и проработал до последнего дня.

Когда пошатнулось мое здоровье, он проявил большую заботу: с трудностями, но доставал мне путевки на видные курорты – я побывала на восьми. 4 года была на инвалидности, но не работала только 2 года.

Сейчас живу у зятя Голопапы Николая Алексеевича и дочери Любы. Зять – отличный человек. За много лет мы ни разу даже на повышенных тонах не говорили. Скуке не поддаюсь. Читаю газеты, журналы, когда надо, помогу и в приготовлении пищи. Вот так и живу уже 93-й год. Дочь у меня одна, две внучки, 3 правнучки.

* * *

(Из книги Алтайская деревня в рассказах ее жителей )

Бочарова Антонина Александровна

Родилась в 1938 году. Живет в селе Благовещенка Благовещенского района.

Предки—выходцы из Воронежской губернии

Записала летом года Мария Мамонтова. ученица Благовещенской школы № 1.

Много земли было ничейной. сколько хочешь наделы давали

Моя бабушка Акулина Петровна родилась в 1882 году, из Во­ронежской губернии. Ее привезли сюда, когда ей было девять лет, это были первые поселенцы нашего села. Раньше, как я слышала, наше село звали Баштанка или Бештан, от слова баштан — бахче­вые значит. Раньше здесь были богатые земли, на которых хорошо росли арбузы и дыни. Когда была маленькая, помню, что арбузами у нас был завален сарай по самую крышу. Очистки от арбузов, ко­журы мы раньше сушили, для нас это было лакомством.

Раньше я бабушке задавала вопрос: «Бабушка, зачем вы здесь по­селились? Нет ведь ни леса, ни речки, одна степь!» А она говори­ла: «Много земли было ничейной, сколько хочешь наделы давали». У каждого дома огороды были по 30 соток земли, оград между ними не было, трава по пояс росла и в ней росла клубника степная. Вот та­кие были угодья. Сами пахали землю, сами засевали, полуголодные были. Тетя мне рассказывала, что парни днем в одних штанах в поле пахали, а вечером те же штаны выворачивали и шли на гужовку 1.

Односельчане спасли от ссылки

Когда коллективизация началась, бабушку, вдову уже тогда, вме­сте с шестью детьми хотели сослать, но односельчане вступились на сходке, выручили. Ее семью лишили дома, всего сельхозинвентаря, скотины, несколько лошадей и коров. На месте старого ба­бушкиного дома был построен детский сад, я туда водила своего младшего брата. Помню, что игрушек никаких не было, выводили нас на прогулку, и мы играли, где-то находили кирпичи, терли их, и это был у нас сахар, которого тогда мы и не видели и не кушали, не имели возможности.

Природа отсеивала

У бабушки было двенадцать детей. Раньше же природа сама от­сеивала, если немощный, умирал, но шесть живых осталось. Самая старшая была Татьяна, прожила до 95 лет, тоже долгожительница Благовещенки.

Вторая ее дочь, Зинаида Семеновна, училась в Томском универ­ситете, училась на филолога, но ее исключили из университета, по­тому что была дочерью кулака.

В дом принесли похоронку

Помню, бабушка рассказывала: едет она в конце улицы, по Ки­рова, она тогда Центральная называлась, а люди уже знали, что к ней в дом принесли похоронку. Когда приехала, зашла во двор, полный народу, все соседи сошлись, все в горе были. И она остановилась и спросила только: «Кто? Васька или Сашка?» И ей ответили: «Ва­силий». Младший.

Соль в войну выручала

Раньше наше село выручала соль, которая здесь рождалась, пова­ренная соль, только за счет нее и выжили в войну. Ездили в соседние районы, меняли на просо, пшено, да на любую крупу, даже на лук.

Ледяной водопой

Раньше, помню, в колоду наливают воды, колода длинная дере­вянная, все во льду, около колоды лед. Коровы подходят к колоде пить и скользят копытами, не могут даже подойти попить. Вот та­кой ледяной водой поили.

Отца девять лет дома не было

Когда мне было два года, отец мой — бабушкин сын, ушел на дей­ствительную службу в армию. Потом началась война с финнами, сразу же после нее — Великая Отечественная, а потом — война с Японией, в которых он участвовал. Он пришел только в 1946 году, его не было дома девять лет. Когда маленькие были, ничего не рас­спрашивали: на каком фронте, где он служил — ничего не знаем. Знаю только, что форсировал Днепр.

Мне все рассказывали, как поставит меня бабушка на окно и го­ворит: «Кричи, Тоня: папа, скорее, папа, скорее!» А я и крича­ла. Пока папа пришел, я уже выросла. Когда он пришел с войны,

а я спряталась, чужой человек для меня был, несколько лет даже не могла назвать его папой.

За санями бегом от мороза

Мама моя была агрономом, родилась в Ленинградской области, еще до войны закончила Оренбургский сельскохозяйственный ин­ститут. Тогда нужны были кадры, за три с половиной года получа­ли высшее образование. Когда стала работать, уже во время войны нужно было ездить по всему району, во все села, ездили на лоша­дях, и зимой, в морозы. Мама рассказывала, как бежали за санями, лишь бы не замерзнуть.

Поляна детства

Помню, в детстве была поляна, где сейчас железная дорога, Чер­ный дол называлась, поле большое-большое, мы пешком туда ходили, ведра ягод клубники нарывали. Сахару не было тогда, в те времена, су­шили только ягоду да чай заваривали. И корову ходили доить, где сей­час птицефабрика, там было озеро кругленькое, туда стадо с нашей улицы на водопой пригоняли, там и скотина купалась, и мы туда хо­дили белье стирать. Брали тачку у соседей, туда ванну ставили и шли, там белье стирали и на кусты сушиться вешали. Туда же с бабушкой и коров доить ходили. А рядом была возвышенность, грива называ­лась, там росли бахчи. Помню еще, с бабушкой ездили собирать глы-зы коровьи, ими топили, не было же ни угля, ни дров, ни лесополос.

За колхоз выступала

В старших классах меня брали в спорт, я была высокой, ноги длинные, бегала быстро, занималась легкой атлетикой, мои дистан­ции были 400 и 800 метров. До сих пор дипломы за 1957–1958 годы сохранились. Кажется, минута восемь секунд — четыреста метров и восемьсот метров — две минуты сорок семь секунд, что ли. На зо­нальных соревнованиях выступала в Славгороде, в Барнауле. Но по­чему-то раньше была установка за колхоз выступать, меня в колхоз имени Энгельса дояркой писали, я еще даже десять классов не окон­чила. И заставили меня один раз бежать с барьерами восемьсот мет­ров, а я их в глаза и не видела даже, не мой вид спорта! Вот так за­щищала честь школы, района.

Я причастна к своей земле

В школьные годы — восьмой, девятый, десятый классы — мы на уборке были. В детстве и колоски собирали, и полынь дер­гать ходили. В старших классах мы работали, помню, и в Шимолино, и в Ново-Тюменцево. В вагончиках жили. Занятия начинались только 1 октября.

Тут были целинные земли. В 1956 году был небывалый урожай, завалены все закрома, горы хлеба на току, был в это время поднятия целины построен элеватор. Мы с подругой ездили, машины грузи­ли, мы с ней всю ночь лежали, ждали, когда подойдет очередь подъ­емника. А потом награждали нас, у меня удостоверение есть и ме­даль «За освоение целинных земель». Так что я причастна к своей земле и не могу с ней расстаться.

До 16 нельзя

Мы, когда в школе учились, наивные же были, ничего не было, ни телевизоров, ни газет. Библиотека была, и единственное что было — кинотеатр. Мы пошли с подругой, Антониной Багринцевой, на «Фанфан-Тюльпан», на вечерний сеанс. А запреще­но было, до 16 нельзя. Нам так хотелось посмотреть фильм, и мы сходили.

На следующий день маму вызвали в школу к директору. Мама до­мой пришла (а у меня тогда сестренка родилась после войны, Зина), а я спрашиваю: «Мам, ну что?» Она отвечает: «Ну что, тебя исклю­чают, ты теперь будешь с Зиной сидеть, а я пойду на работу». Вот так она меня напугала.

Открылся «Светлячок» — мы там терялись

Я поступила в Барнаульское культпросветучилище, библиоте­карем, а двоюродная сестра работала в детском саду, она мне ска­зала: «Пойдем, сейчас у нас не хватает воспитателей, некому рабо­тать, пойдем!» Ну, я и пошла, мне тогда 22 года было.

«Светлячок» (детский сад) открылся, меня туда с группой де­тей перевели воспитателем. Здание было первое типовое в Благовещенке, мы там терялись! Девяносто с лишним дверей, столько же окон — терялись в них.

Потом меня вскорости перевели методистом, попозже — в за­ведующие, тридцать три года мне было. Работа для меня все! У нас настолько микроклимат в коллективе был здоровый, воспитатели шли на работу, как на праздник. До сих пор родители хорошо от­зываются, добротой все светились, с такой душой. До сих пор все вспоминают, до сих пор все перезваниваются, встречаются. Ну, дети для меня все, конечно.

Несколько поколений, конечно, и грамоты есть, ну для нас это не важно. Помню, в газете про меня писали, что всех я знаю. Забо­леет ребенок — Раиса Михайловна (медработник) бежит ко мне: «Антонина Александровна, где найти маму, где найти бабушку?» Я всех разыщу. Знаю, кому позвонить, чтобы ребенка забрали. Всех, конечно, знаю и помню. Поэтому Благовещенка для нас, конечно, дорога. Родная.

Бочаров Иван Семенович

Родился в 1938 году. Живет в поселке Благовещенка Благовещенского района

Записала летом года Мария Мамонтова. ученица Благовещенской школы № 1

Родителей свела Столыпинская реформа

Мой отец из Тамбовской губернии, а мать из Белоруссии. Отец появился в этих краях во времена Столыпинской реформы. Тогда из Центральной России народу отправлялось очень много, это око­ло 1910–1911 года. Отец 1901 года рождения. Мать появилась на Ал­тае в это же время, около 1912 года, до Первой мировой войны.

Факт такой, что они с отцом поженились в 1925 году, в то время ей было 17, а отцу 24 года. Обосновались они поначалу в нынеш­нем Родинском районе, там была такая коммуна «Красный боец». Отец уже в то время занял пост заместителя председателя той са­мой коммуны.

Во времена, когда проходил Колчак по Сибири, отца мобили­зовали. Потом ему с товарищами удалось сбежать, он попал в Ир­кутскую область, а потом оттуда он каким-то образом добрался до Петрограда.

Кстати, он уже в то время встречался с Жуковым, будущим мар­шалом Советского Союза, а в то время Жуков был командиром роты. Когда сюда приехал, поработал тут, его направили в Омск, учиться в сельскохозяйственную академию имени Эйхель 1.

Помню случай такой: стог завершили, взрослых подкидывали наверх, а мы, пацанята, там болтались, и вот я со стога хотел спу­ститься и поехал! Как ударило мне в ноги, отсушило, и все! Без ног остался! Но потом, дней через десять, отошли, а то мог вообще без ног остаться.

Я со школой и не расставался, как закончил ее, так с переры­вом небольшим возвратился, сорок один год я там работал. У меня в трудовой книжке единственная запись: «Принят на работу тако­го-то числа 1961 года, уволен 13 января 2003 года». Что касается карьеры, то закончил я на должности заместителя директора.

Эйхель —   видимо. имеетсяввидуРобертИндриковичЭйхе. народныйкомиссарземледелия в 1937-1938 годах.

В текущем номере:

Педагоги и воспитанники детского сада «Журавушка» вышли на уборку территории. Проводить субботники, когда выходят работать все – от мала до велика, стало доброй традицией в образовательном учреждении.

Удостоверения и специальные повязки торжественно вручили народным дружинникам по охране общественного порядка.

Машинно-тракторная мастерская и машинный двор СПК «Димитровский» в весенний период самые оживленные производственные участки

Источники: http://www.r-storona.ru/istoria/blagov.html